Рассказ Патам-хада

Да, это были трудные годы. Было голодно и холодно. Семья у нас была большая. Родители работали, но зарабатывали очень мало. Наша мама родила восемнадцать детей. Самая старшая - это я. Из них выжило семеро. Одиннадцать детей умерло от болезней и голода. Каждую смерть я переживала очень тяжело и плакала вместе с мамой. Сейчас вспоминаю, оказывается, я с пяти лет уже присматривала за братишками и сестренками. Мама вставала на заре, и, покормив грудью моего братишку, укладывала его в люльку спать. Затем выпивала большую чашку уйгурского чая с молоком и солью - аткан-чая, брала на плечо огромный кетмень, и уходила в поле. Я мыла посуду, прибирала в доме. В это время просыпался братишка и начинал плакать. Я брала его из люльки, завертывала в чистую тряпицу, и несла к маме – в поле. Вместе со мной шел и другой братишка – Нурум. Расстояние от дома до поля было приличное. В жару мы доходили с большим трудом. Когда мама находилось на другом краю, мы с трудом могли докричаться до нее. Услышав, мама через все поле шла к нам. Братишка плакал оттого, что хотел есть. В результате, обессилев, он засыпал. У мамы отсутствовало молоко. Да это и не удивительно. Откуда быть молоку, когда мама весь день перебивалась лишь выпитой утром чашкой аткан-чая, и по колено в грязи работала на поливе? Мама наскоро опять кормила младенца, и снова уходила в поле, проваливаясь по колено в грязь. А мы, в самую жару, возвращались домой.

Мама возвращалась уставшая. Ее сил хватало только на то, чтобы бросить прямо на пол подушку и немного прилечь. Вероятно из-за того, что она сильно уставала, или по причине того, что она не в силах прокормить детей, оно часто нервничала, и по сравнению с отцом, имела более суровый характер. Через некоторое время, мама обычно выходила из комнаты со словами: «кажется, я уснула, что-то сегодня я устала». Пока мама отдыхала, я успевала вскипятить в казане воду для чая. Мама выпивала чашку аткан-чая и затем брала младенца на руки. Мы все замолкали в ожидании ее поручений. Если в доме была мука, мама добавляла несколько яиц и готовила суп с тестом – суюк аш. Мы обычно подметали двор и на его середину расстилали войлочный палас. Затем ставили узкий столик на коротких ножках – джоза. В большой старый таз накладывали кизяк и поджигали его таким образом, чтобы он тлел. В то время было очень много комаров. Если не было дыма, отпугивающего их, во дворе невозможно было находиться. Сидя за этим большим столиком, мы все ели приготовленный мамой ужин. На утро мама опять брала большой кетмень и уходила в поле. А я оставалась дома присматривать за братишками. Отцу становилось жаль меня. Он часто говорил: « Доченька, другие девочки играют, а у тебя на игры нет времени». С этими словами он целовал меня, садился на лошадь и отправлялся на работу.

Наши родители были одними из основателей колхоза. Отец работал бригадиром, затем стал мирабом – ответственным за распределение воды. На этой должности он работал достаточно долго. Мама была поливщицей. В то время их называли гектарщиками. Они оба были активистами колхозного движения.

Мама в работе была очень добросовестной. Она работала, не жалея себя. В то время таких называли стахановками. Мама была одной из них. Помню, как-то оценив мамин труд, колхозное руководство премировало ее коровой с теленком. Позже мама заболела, и была вынуждена оставить работу. Отец еще долгие годы трудился в сельскохозяйственном секторе. Лишь в последние годы он перешел на поварскую работу. На различных мероприятиях, будь то свадьба или поминки, он с особым мастерством готовил блюда, чем заслужил у земляков почетное прозвище «Машур-ашпаз» (повар).

Весна 1940 года. Мне нравилось это время года. Снег еще растаял, и по берегам арыков начинала разрастаться мята. Желтым цветом расцветал одуванчик. Несколько ранее – белые бутончики урюка. В любом дворике люди наводили чистоту, убирались в саду, а затем занимались посадкой овощей. У всех хорошее настроение, в сердце – какая-то необъяснимая теплота и радость.

Всю зиму люди топили печи, выносили золу, убирали снег. Конечно, это все надоедает. Поэтому, избавившись от всего этого, они обновлялись вместе с природой, вдыхая в себя теплый воздух каждого весеннего мгновения. В тот год Нуруму было двенадцать лет, Масуму – десять. Однажды они вдвоем на повозке отправились за дровами. Мы собрали мяту, клевер, и приготовили зеленые пельмени. Уже поужинали, помыли посуду, а братишек все нет. Мама начала беспокоиться. Темнело. Вдруг браться появились. Нурум шел пешком, держа осла под уздцы, а Масум лежал на повозке, поверх дров. Отец взял Масума на руки и понес в дом. Вдруг Масум заплакал. Смотрим, огромная заноза впилась в его тело. Руками ее не достать. Мама запричитала:

-Что же делать? Бедный мой сыночек! - она не находила себе места. Между тем, сама она беременна, дохаживает последние месяцы. Отец нашел где-то телегу, запряженную лошадью, и они вдвоем с мамой повезли Масума в больницу в Джаркент. Я плакала, не зная, о ком больше переживать. Мы остались в доме вчетвером: двенадцатилетний Нурум, восьмилетняя сестренка Хатам, трехлетний Абусалам и я. Потушив свет, мы все легли спать. И крепко уснули. В полночь я проснулась от голоса отца:

-Патам, открой дверь, мы вернулись.

Я открыла дверь и увидела только отца с Масумом. Мамы не было. Я испугалась. «А где же мама, она что, заболела?

Отец бросил узелок с одеждой на топчан и сказал: «Маму врачи оставили в больнице. Она, наверное, испугалась, увидев рану Масума. Завтра сама сходи к ней. Свари что-нибудь, да не забудь про аткан-чай. Ей обязательно надо чаю, иначе, ты ведь знаешь, у нее голова разболится»

Через некоторое время отец добавил:

У Масума вынули занозу и зашили рану Ему дали лекарства, сказали, что выздоровеет. Он уложил Масума, и тот сразу же уснул.

Наутро я приготовила еду, в банку налила аткан-чай и отправилась в город. На мое счастье одна семейная пара на телеге также направлялись в Джаркент. Они взяли меня с собой. Когда я пришла в больницу, конечно, и еда, и чай – все остыло. Когда я спросила у врача о состоянии мамы, она ответила:

-«Ваша мама родила мальчика». На радостях я отдала принесенный сверток с едой врачу и побежала к окну. Мама меня увидела, и подошла к окну с другой стороны. Она спросила о состоянии детей, оставшихся дома. Наверное, ей стало жаль меня. Во всяком случае, она сказала: «Ты, доченька больше не приходи. Придешь, только когда меня выпишут». С этими словами она подошла к кровати и прилегла, помахав мне рукой. У меня защемило сердце при виде мамы. Она была очень слаба, и вся ее слабость и боль читалась в ее глазах. В это время все во мне всколыхнулось, я была переполнена чувствами:

-«Мама! Насколько величественно это слово. В муках ты даешь жизнь, преодолевая трудности , ты растишь детей. Недаром говорят, что материнское сердце – это полноводная река!»

Не в силах сдержать эмоции, я поспешила домой.

-Как назовем братика? – спросила я у отца, пришедшего после работы. Он подумал и ответил:

-Азат, доченька. Даст Аллах, мы освободимся от жизненных трудностей и проблем, ведь Азат означает Свобода…

Таким образом, 27 марта 1940 года у бедного дехканина Машура родился сын Азат.

С самого раннего детства Азат рос мальчиком большеголовым, с густой черной шевелюрой. У него был внимательный взгляд, он был подвижным и резвым. Никогда он не говорил неправду, был наблюдательным и очень трудолюбивым.

Точно не помню в каком году, но наступил у нас мор. Люди в большом количестве болели и умирали. Нередко хоронили целыми семьями. У нас переболели все. Последним заболел Азат. Боясь того, выживет ли сын или нет, отец выпросил у председателя колхоза высушенную коровью шкуру. Размягчив ее кипятком, завернули в эту шкуру Азата. Не знаю, сколько времени он лежал в ней, но помню, что родители не спали, и просидели все время около него. Они молились и просили у Всевышнего не забирать сына. Наутро ребенок открыл глаза. Помню, отец тогда сказал:

-Аллах снова вернул нам сына.

Мама продолжала сидеть возле Азата. Болезнь была коварной. Она могла привести к тому, что люди не могли передвигаться. Азат болел достаточно долго. Кроме того, это было голодное время. Мама старалась дать Азату лучший кусок, отрывала от себя, и всю себя посвящала сыну. Она рассказывала ему сказки и различные легенды. Однажды, после того, как мама рассказала ему притчу о «Хизир-бова»- легендарном волшебном старце, исполняющем желания, Азат воскликнул: «Если бы я был «хизиром», я бы всем дал еду и одежду». От этих слов мама расчувствовалась, прижала сына к груди и произнесла: «Дай Аллах, чтобы ты достиг своих желаний». Азат и сам не понимал, почему он так сказал. Через некоторое время Азат поправился. В день, когда Азат встал, мама принесла с поля дыни-скороспелки. Я ощущаю запах этих дынь до сих пор.

Родители выдали меня замуж за человека по имени Хевуллам. Он был родом из селения Надак. Раньше Хевуллам уже был женат, но его жена умерла. Мои родители радовались, что я определилась. Но в это время началась война. Фашистская Германия напала на Советский Союз. Началось страшное время. Из каждого села ежедневно уходили на фронт десятки человек. Не обошла эта участь и селения Пенджим и Надак. Многие мужчины, оставив старых родителей, семьи, родных, уходили на войну. Прошло всего шесть месяцев, как мы поженились. После того, как Хевуллам получил повестку, мы направились в Пенджим. Мама приготовила чай. Разливая его по чашкам, мама сказала: « Завтра племянник, моего брата сын, отправляется на фронт. Дай Аллах, чтобы он вернулся невредимым». При этом у нее на глаза навернулись слезы.

«Отец, мама, я тоже пришел проститься с вами. Я тоже завтра ухожу на войну»- сказал в этот момент Хевуллам.

Мама разрыдалась. Отец попытался остановить ее словами:

«Возвращайся, сынок. Мы будем ждать тебя. О своих родителях не беспокойся. Здесь мы – все вместе. Мы их будем навещать. Что нам сделается? Главное, чтобы вы вернулись…»

Произнеся эти слова, отец глубоко вздохнул и вытер платочком навернувшуюся слезу. Мы не стали ждать ужина и поспешили домой, в Надак. На прощание отец сказал: « Завтра мы все пойдем провожать вас на берег Усека.

Начались тяжелые дни. Люди поникли головой, придавленные обрушившимся на них горем. В селении –пустынно, на душе – горестно.

Атмосфера в доме – тягостная. Родители ходят молчаливые, словно предчувствуют беду. Так оно и случилось. Через год пришла «похоронка» от Хевуллама. Такие бумажки стали приходить в Надак все чаще и чаще. Родители оплакивали детей, но ничего поделать не могли. Я тоже никак не могла поверить, что больше нет моего Хевуллама. Но я была бессильна изменить что-то!. И вот, в семнадцать лет я стала вдовой. Мои родители пришли в Надак, и уговорили родителей Хевуллама, чтобы я вернулась в Пенджим. Я стала работать в колхозе…Вот так война изменила всю мою жизнь. И не только мою…