Wednesday, September 5, 2007

Рассказ Патам-хада

Да, это были трудные годы. Было голодно и холодно. Семья у нас была большая. Родители работали, но зарабатывали очень мало. Наша мама родила восемнадцать детей. Самая старшая - это я. Из них выжило семеро. Одиннадцать детей умерло от болезней и голода. Каждую смерть я переживала очень тяжело и плакала вместе с мамой. Сейчас вспоминаю, оказывается, я с пяти лет уже присматривала за братишками и сестренками. Мама вставала на заре, и, покормив грудью моего братишку, укладывала его в люльку спать. Затем выпивала большую чашку уйгурского чая с молоком и солью - аткан-чая, брала на плечо огромный кетмень, и уходила в поле. Я мыла посуду, прибирала в доме. В это время просыпался братишка и начинал плакать. Я брала его из люльки, завертывала в чистую тряпицу, и несла к маме – в поле. Вместе со мной шел и другой братишка – Нурум. Расстояние от дома до поля было приличное. В жару мы доходили с большим трудом. Когда мама находилось на другом краю, мы с трудом могли докричаться до нее. Услышав, мама через все поле шла к нам. Братишка плакал оттого, что хотел есть. В результате, обессилев, он засыпал. У мамы отсутствовало молоко. Да это и не удивительно. Откуда быть молоку, когда мама весь день перебивалась лишь выпитой утром чашкой аткан-чая, и по колено в грязи работала на поливе? Мама наскоро опять кормила младенца, и снова уходила в поле, проваливаясь по колено в грязь. А мы, в самую жару, возвращались домой.

Мама возвращалась уставшая. Ее сил хватало только на то, чтобы бросить прямо на пол подушку и немного прилечь. Вероятно из-за того, что она сильно уставала, или по причине того, что она не в силах прокормить детей, оно часто нервничала, и по сравнению с отцом, имела более суровый характер. Через некоторое время, мама обычно выходила из комнаты со словами: «кажется, я уснула, что-то сегодня я устала». Пока мама отдыхала, я успевала вскипятить в казане воду для чая. Мама выпивала чашку аткан-чая и затем брала младенца на руки. Мы все замолкали в ожидании ее поручений. Если в доме была мука, мама добавляла несколько яиц и готовила суп с тестом – суюк аш. Мы обычно подметали двор и на его середину расстилали войлочный палас. Затем ставили узкий столик на коротких ножках – джоза. В большой старый таз накладывали кизяк и поджигали его таким образом, чтобы он тлел. В то время было очень много комаров. Если не было дыма, отпугивающего их, во дворе невозможно было находиться. Сидя за этим большим столиком, мы все ели приготовленный мамой ужин. На утро мама опять брала большой кетмень и уходила в поле. А я оставалась дома присматривать за братишками. Отцу становилось жаль меня. Он часто говорил: « Доченька, другие девочки играют, а у тебя на игры нет времени». С этими словами он целовал меня, садился на лошадь и отправлялся на работу.

Наши родители были одними из основателей колхоза. Отец работал бригадиром, затем стал мирабом – ответственным за распределение воды. На этой должности он работал достаточно долго. Мама была поливщицей. В то время их называли гектарщиками. Они оба были активистами колхозного движения.

Мама в работе была очень добросовестной. Она работала, не жалея себя. В то время таких называли стахановками. Мама была одной из них. Помню, как-то оценив мамин труд, колхозное руководство премировало ее коровой с теленком. Позже мама заболела, и была вынуждена оставить работу. Отец еще долгие годы трудился в сельскохозяйственном секторе. Лишь в последние годы он перешел на поварскую работу. На различных мероприятиях, будь то свадьба или поминки, он с особым мастерством готовил блюда, чем заслужил у земляков почетное прозвище «Машур-ашпаз» (повар).

Весна 1940 года. Мне нравилось это время года. Снег еще растаял, и по берегам арыков начинала разрастаться мята. Желтым цветом расцветал одуванчик. Несколько ранее – белые бутончики урюка. В любом дворике люди наводили чистоту, убирались в саду, а затем занимались посадкой овощей. У всех хорошее настроение, в сердце – какая-то необъяснимая теплота и радость.

Всю зиму люди топили печи, выносили золу, убирали снег. Конечно, это все надоедает. Поэтому, избавившись от всего этого, они обновлялись вместе с природой, вдыхая в себя теплый воздух каждого весеннего мгновения. В тот год Нуруму было двенадцать лет, Масуму – десять. Однажды они вдвоем на повозке отправились за дровами. Мы собрали мяту, клевер, и приготовили зеленые пельмени. Уже поужинали, помыли посуду, а братишек все нет. Мама начала беспокоиться. Темнело. Вдруг браться появились. Нурум шел пешком, держа осла под уздцы, а Масум лежал на повозке, поверх дров. Отец взял Масума на руки и понес в дом. Вдруг Масум заплакал. Смотрим, огромная заноза впилась в его тело. Руками ее не достать. Мама запричитала:

-Что же делать? Бедный мой сыночек! - она не находила себе места. Между тем, сама она беременна, дохаживает последние месяцы. Отец нашел где-то телегу, запряженную лошадью, и они вдвоем с мамой повезли Масума в больницу в Джаркент. Я плакала, не зная, о ком больше переживать. Мы остались в доме вчетвером: двенадцатилетний Нурум, восьмилетняя сестренка Хатам, трехлетний Абусалам и я. Потушив свет, мы все легли спать. И крепко уснули. В полночь я проснулась от голоса отца:

-Патам, открой дверь, мы вернулись.

Я открыла дверь и увидела только отца с Масумом. Мамы не было. Я испугалась. «А где же мама, она что, заболела?

Отец бросил узелок с одеждой на топчан и сказал: «Маму врачи оставили в больнице. Она, наверное, испугалась, увидев рану Масума. Завтра сама сходи к ней. Свари что-нибудь, да не забудь про аткан-чай. Ей обязательно надо чаю, иначе, ты ведь знаешь, у нее голова разболится»

Через некоторое время отец добавил:

У Масума вынули занозу и зашили рану Ему дали лекарства, сказали, что выздоровеет. Он уложил Масума, и тот сразу же уснул.

Наутро я приготовила еду, в банку налила аткан-чай и отправилась в город. На мое счастье одна семейная пара на телеге также направлялись в Джаркент. Они взяли меня с собой. Когда я пришла в больницу, конечно, и еда, и чай – все остыло. Когда я спросила у врача о состоянии мамы, она ответила:

-«Ваша мама родила мальчика». На радостях я отдала принесенный сверток с едой врачу и побежала к окну. Мама меня увидела, и подошла к окну с другой стороны. Она спросила о состоянии детей, оставшихся дома. Наверное, ей стало жаль меня. Во всяком случае, она сказала: «Ты, доченька больше не приходи. Придешь, только когда меня выпишут». С этими словами она подошла к кровати и прилегла, помахав мне рукой. У меня защемило сердце при виде мамы. Она была очень слаба, и вся ее слабость и боль читалась в ее глазах. В это время все во мне всколыхнулось, я была переполнена чувствами:

-«Мама! Насколько величественно это слово. В муках ты даешь жизнь, преодолевая трудности , ты растишь детей. Недаром говорят, что материнское сердце – это полноводная река!»

Не в силах сдержать эмоции, я поспешила домой.

-Как назовем братика? – спросила я у отца, пришедшего после работы. Он подумал и ответил:

-Азат, доченька. Даст Аллах, мы освободимся от жизненных трудностей и проблем, ведь Азат означает Свобода…

Таким образом, 27 марта 1940 года у бедного дехканина Машура родился сын Азат.

С самого раннего детства Азат рос мальчиком большеголовым, с густой черной шевелюрой. У него был внимательный взгляд, он был подвижным и резвым. Никогда он не говорил неправду, был наблюдательным и очень трудолюбивым.

Точно не помню в каком году, но наступил у нас мор. Люди в большом количестве болели и умирали. Нередко хоронили целыми семьями. У нас переболели все. Последним заболел Азат. Боясь того, выживет ли сын или нет, отец выпросил у председателя колхоза высушенную коровью шкуру. Размягчив ее кипятком, завернули в эту шкуру Азата. Не знаю, сколько времени он лежал в ней, но помню, что родители не спали, и просидели все время около него. Они молились и просили у Всевышнего не забирать сына. Наутро ребенок открыл глаза. Помню, отец тогда сказал:

-Аллах снова вернул нам сына.

Мама продолжала сидеть возле Азата. Болезнь была коварной. Она могла привести к тому, что люди не могли передвигаться. Азат болел достаточно долго. Кроме того, это было голодное время. Мама старалась дать Азату лучший кусок, отрывала от себя, и всю себя посвящала сыну. Она рассказывала ему сказки и различные легенды. Однажды, после того, как мама рассказала ему притчу о «Хизир-бова»- легендарном волшебном старце, исполняющем желания, Азат воскликнул: «Если бы я был «хизиром», я бы всем дал еду и одежду». От этих слов мама расчувствовалась, прижала сына к груди и произнесла: «Дай Аллах, чтобы ты достиг своих желаний». Азат и сам не понимал, почему он так сказал. Через некоторое время Азат поправился. В день, когда Азат встал, мама принесла с поля дыни-скороспелки. Я ощущаю запах этих дынь до сих пор.

Родители выдали меня замуж за человека по имени Хевуллам. Он был родом из селения Надак. Раньше Хевуллам уже был женат, но его жена умерла. Мои родители радовались, что я определилась. Но в это время началась война. Фашистская Германия напала на Советский Союз. Началось страшное время. Из каждого села ежедневно уходили на фронт десятки человек. Не обошла эта участь и селения Пенджим и Надак. Многие мужчины, оставив старых родителей, семьи, родных, уходили на войну. Прошло всего шесть месяцев, как мы поженились. После того, как Хевуллам получил повестку, мы направились в Пенджим. Мама приготовила чай. Разливая его по чашкам, мама сказала: « Завтра племянник, моего брата сын, отправляется на фронт. Дай Аллах, чтобы он вернулся невредимым». При этом у нее на глаза навернулись слезы.

«Отец, мама, я тоже пришел проститься с вами. Я тоже завтра ухожу на войну»- сказал в этот момент Хевуллам.

Мама разрыдалась. Отец попытался остановить ее словами:

«Возвращайся, сынок. Мы будем ждать тебя. О своих родителях не беспокойся. Здесь мы – все вместе. Мы их будем навещать. Что нам сделается? Главное, чтобы вы вернулись…»

Произнеся эти слова, отец глубоко вздохнул и вытер платочком навернувшуюся слезу. Мы не стали ждать ужина и поспешили домой, в Надак. На прощание отец сказал: « Завтра мы все пойдем провожать вас на берег Усека.

Начались тяжелые дни. Люди поникли головой, придавленные обрушившимся на них горем. В селении –пустынно, на душе – горестно.

Атмосфера в доме – тягостная. Родители ходят молчаливые, словно предчувствуют беду. Так оно и случилось. Через год пришла «похоронка» от Хевуллама. Такие бумажки стали приходить в Надак все чаще и чаще. Родители оплакивали детей, но ничего поделать не могли. Я тоже никак не могла поверить, что больше нет моего Хевуллама. Но я была бессильна изменить что-то!. И вот, в семнадцать лет я стала вдовой. Мои родители пришли в Надак, и уговорили родителей Хевуллама, чтобы я вернулась в Пенджим. Я стала работать в колхозе…Вот так война изменила всю мою жизнь. И не только мою…


КОГДА ЗАЦВЕЛ УРЮК

Люди и судьбы…Раньше я не обращала внимание на значение этих обычных слов. И глубоко не вникала в их смысл. Позже, в связи с различными превратностями судьбы, я стала немного лучше понимать значение подобных слов.

Да, немного лучше… Ведь невозможно сказать, что полностью постиг все жизненные секреты. Поэтому, правильно говорят, что “жизнь прожить—не поле перейти”.

И наша жизнь была полна весенними надеждами и стремлением к лучшему. Хочется сравнить эти незабываемые дни молодости с порой цветения урюка…

В один из таких весенних дней я встретила парня, видного и открытого. Мое сердце взволнованно затрепетало, и я поняла, что это – моя судьба. Так и случилось. Не прошло и месяца, как мы сыграли свадьбу. Наступили счастливые, радостные времена.

Мы создали семью, у нас появился ребенок. Мой муж стал известным в народе, уважаемым и авторитетным деятелем. Друзья и знакомые стали гордиться именем Азата Машурова. Его жизнь стала образцом и примером для подражания.

Однако насколько же короткой и трудной была эта жизнь. Весеннее время цветения урюка очень быстро обернулось осенним периодом, когда листья начинают желтеть…Основой этим воспоминаниям явилось короткое, но содержательное прошлое.

Чтобы приступить к этим воспоминаниям, наверное, правильно будет начать с рассказа старшей сестры Азата – Патам-хада, где говорится о его трудном детстве.

Рассказ Азата

Мне было где-то шесть или семь лет. Мама работала гектарщицей, и занималась поливом на колхозных полях пшеницы и ячменя. Однажды мама взяла в поле двух моих сестер и меня. Сейчас не помню, где находились в то время мои братья. Недалеко от нашего шалашика один русский человек пас лошадей, принадлежащих НКВД. Я, взобравшись на холмик, с восхищением смотрел на этих лошадей. С детства я был неравнодушен ко всякого рода скотине. Среди косяка я заметил одного красавца – гнедого жеребца с белой отметиной. Я уже представлял себя , парящим на этом сказочном коне. Погруженный в мечты, я и не заметил, как подошла мама. Она словно бы что-то почувствовала, и произнесла:

-Сынок, к лошадям не подходи, они могут и лягнуть.

-Мама, а кто такой НКВД?

-Зачем тебе, сынок, - с тревогой ответила мама. И добавила: -Наверное, это государственные люди.

Как- то, проснувшись, я обнаружил, что остался в шалаше один. Не найдя ничего съестного, я огляделся. Возле подушки я обнаружил яблоко. Вымыв лицо в холодной арычной воде, я съел это яблоко. Затем опять побежал на мой холмик, и долго смотрел на лошадей. Вдруг из шалаша этого русского вышла девочка, примерно моего возраста. Она нарвала цветов и принялась сплетать венок. Я подошел к ней. Мы стали вместе играть. Девчонка не знает уйгурского языка, я – русского. Но вроде бы мы понимали друг друга. Так, играючи, мы зашли в их шалаш. То что я увидел в первый же момент, это разбросанные на маленьком столике пять небольших лепешек. Я был голоден, и не мог думать больше не о чем, кроме этих лепешек. Взяв одну из них в тот момент, когда девочка отвернулась, я выбежал из их шалаша и прибежал в наш. Машинально я спрятал эту лепешку в пустую КОРА. Затем я вернулся, и продолжал играть, как ни в чем не бывало. В это время пришел отец девочки. Он мне показался таким огромным, что я испугался. Девочка о чем-то говорила отцу, и они посматривали в мою сторону. Мне стало стыдно. Я выбежал из шалаша, принес спрятанную лепешку, и отдал ее девочке. Ее отец зло взглянул на меня, а затем дал такую оплеуху, что упал. Он еще несколько раз пнул меня в живот. Я даже потерял сознание. Когда я открыл глаза, то уже находился в нашем шалаше. У изголовья сидела мама и причитала:

Слава Аллаху, живой остался. Вай, вай, ведь до смерти напугал ты нас. Я же тебе говорила, не подходи к лошадям, они могут и лягнуть…

Я все рассказал маме. Она испугалась еще больше. Ее большие глаза показались мне еще большими.

-Сынок, зачем ты взял чужой хлеб. Даже если будешь умирать с голоду, не смей и прикасаться к чужому. Да, конечно, уже три дня мы не видим хлеба. Только фрукты, яблоки. Ну, ничего, пройдут и эти дни, - тяжело вздохнула мама.

Яблоки из дома приносил я. Однако, в связи с тем, что у меня не было приличной одежды, однажды я надел ночную рубашку моей сестры –Хатам. В таком виде я пошел в село. Соседи, сидевшие у дома, увидев меня, засмеялись:

-Посмотрите, во что нарядил своего сына дядя Машур!

Я вбежал во двор и от стыда и насмешек разрыдался, не в силах успокоиться. Но я подумал о маме и сестрах, которые ждали моего возвращения. Меня уже больше ничто не волновало. Я влез на дерево и нарвав целый мешочек яблок, направился назад. Я шел и мысленно спрашивал Создателя:

-О, Боже, когда же у нас будет столько хлеба, что бы мы ни голодали? Когда же пройдут эти страшные, голодные годы?

Жизнь, действительно, была тяжелая. У нас даже не было одежды. Поэтому в школу я пошел поздно, в девять лет. Одновременно, я начал работать, помогая возводить стены, и отливая саманные кирпичи. Возвращаясь из школы, я наскоро выпивал чашку чая, и на повозке, запряженной ослом, уезжал за дровами. Привезя дрова, я их сортировал: - отдельно для тонура – земляной печи для выпечки лепешек, отдельно для обычного очага, где готовили повседневную еду, и отдельно для отопительной печки. Рассортированные дрова я складывал под навес. Честно говоря, я сам радовался своей аккуратности. Зимой я ходил на озеро, находящееся на окраине Пенджима и приносил лед.

Во всяком деле он любил порядок и завершенность.

Поэтому, он все делал с любовью, - не могла не добавить здесь его сестра Патам-хада.

Соседские старики часто приговаривали: « Человека видно с детства. Машур! Твой Азат, судя по тому, как он отливает кирпичи, наверное, станет настоящим богатырем!»

Другие добавляли: «Смотри какой башковитый. А взгляд? Все примечает! Этот парень, наверняка, станет каким-нибудь начальником!»

Слыша такие слова, родители, конечно, были довольны. Они часто просили Всевышнего, чтобы эти предсказания сбылись.

В то время, - продолжил свой рассказ Азат,- почему-то соседи не доверяли друг другу. Часто можно было услышать, что кого-то арестовали. Мой брат Нурум был трактористом. Однажды он пришел домой с мешком в руках.

-Что это?, - спросил отец

-Мы сегодня сеяли пшеницу наверху, и вот – один мешок остался. Везти на склад – завхоза нет. Завтра будем засевать нижнее поле, туда и повезу это зерно, - ответил Нурум.

Отец, словно предчувствуя неладное, твердо сказал:

-Никогда не приноси домой зерно, которое у тебя остается. Мы итак кое-как перебиваемся, смотри, как бы чего не вышло.

В тот день, мама и сестры приготовили на ужин зеленые пельмени из всяких полезных трав. Помню, мы все сидели на нашим длинным столиком и ужинали. В это время во двор вошел како-то незнакомый мужчина. Я взглянул на отца. Вид у него был потерянный. Он переводил взгляд то на детей, то на этого человека. А тот, не здороваясь, спросил:

-Кто из вас Нурум?

-Я,- ответил Нурум, ставая с места.

-Пойдешь со мной. Ты украл колхозное зерно.

Отец буквально вскочил с места. Мама заплакала.

-Я никогда ничего чужого не брал, - начал было говорить брат.

-А что ты принес в мешке? –жестко спросил пришедший.

-Немного зерна. Хотел сдать на склад, да не было завхоза, - попытался объяснить ситуацию брат.

-Ты так говоришь, потому что я здесь. Если бы твой сосед не заметил, ты никогда бы не сдал это зерно на склад!

С этими словами он надел наручники на Нурума. Затем приказал ему следовать к выходу со двора. Мы все, сидевшие за столом, вскочили. Отец что-то говорит, мама – плачет. Мы – дети, запричитали, не понимая до конца, что происходит. А тот человек с суровым взглядом, посадил Нурума в машину и быстро укатил. Соседи наблюдали за всем этим, стоя у своего дома. В отчаянии отец закричал:

-Эй, кто из вас донес? Мои дети – не воры!

Мы все зашумели. Вокруг слезы и крики. Ужин уже давно остыл. Темнело. Ситуация была такая, словно в доме траур. Невозможно было переносить скорбные вздохи родителей. С наступлением утра и так фактически каждый день отец уезжал в Яркент. Он делал все что мог, чтобы вызволить Нурума из заключения. Однако, ничего нельзя было изменить – моему брату дали два года тюрьмы.

Постоянно плача от этого горя, мама заболела. Отец переживал молча, лишь тяжело вздыхая и надолго уходя в себя.

Мой другой брат – Масум с детства рос трудолюбивым мальчиком. Обычно, он выполнял по дому всю тяжелую работу. Во время, когда он занимался строительством, то часто брал себе в помощники братишек – Абдусалама и меня. Иногда, когда у него не хватало времени, он поручал братишкам завершить возведение стены, или до вечера заготовить определенное количество саманных кирпичей.

Однажды, когда мне было девять лет, Масум, поручив мне работу, сам куда-то ушел. Я, не завершив намеченную работу, разомлел на солнце и уснул. Проснулся я оттого, что услышал недовольный голос брата. Увидев, что я заснул, он с размаху шлепнул меня в ухо. Удар был такой силы, что я упал, а из носа у меня закапала кровь. Увидев это, подбежали мама и сестра.

-Ты что. Ведь он еще маленький, - с осуждением сказала мама.

-А где второй? Тот уже не такой маленький!. Если их сейчас

не приучать к труду, кем они вырастут? – не в силах сдержать себя, ворчал Масум.

А Абдусалам, оказывается, убежал, и таким образом, избежал побоев. Я же всегда добросовестно относился к делу. Осознавая это, я решил, что никогда не прощу брату нанесенной мне обиды.

Позже Масум работал заведующим клубом. Молодежь Пенджима всегда славилась своими талантливыми музыкантами, певцами, танцорами, артистами. И мой брат Масум имел музыкальные способности. Он играл на дутаре. Кроме того, он организовал музыкальную группу, которая ездила по селам и давала концерты.

Когда мне было девять лет, я пошел в школу. Мою первую учительницу звали Аватхан. Это была высокая, длинноволосая, с овальным лицом, красивая девушка. Оказывается, в тот год она закончила Яркентское педагогическое училище. Она обучала меня с первого по четвертый класс. Мой брат Масум встречался с Аватхан и решил жениться на ней. В течение нескольких месяцев шла подготовка к свадьбе, и наконец, она началась. Так как я был еще маленьким, то и занимался несущественными делами. Я был поражен всеми теми хлопотами, которые сопровождают проведение свадьбы. Родители, были вне себя от радости. Однако, разу же после свадьбы Масума уволили. Его молодую жену Аватхан также освободили от занимаемой должности. Я не мог понять, в чем состояла их вина? Позже я от соседей узнал, что они зарегистрировали бракосочетание по религиозным канонам, при участии муллы. И Масум и Аватхан были комсомольцами. По мнению местных активистов, они не должны были приглашать муллу. А раз они его пригласили, значит они – верующие. Масум был вынужден на два года уехать на учебу. А Аватхан, только через год, с неимоверными трудностями, смогла устроиться на работу в библиотеку.

Мой старший брат – Нурум, просидел в тюрьме вместо двух – полтора года. Он тоже женился и стал жить отдельно. Из тюрьмы брат вернулся совершенно другим человеком. Он стал нервным, постоянно ругался, что конечно же беспокоило отца. Брат часто обвинял отца в том, что тот не освободил его от заключения. Естественно, это обижало родителей. Они, словно бы оправдываясь, говорили:

-Что мы могли сделать? Тогда было такое страшное время. Не ты один был арестован. Столько хороших людей безвинно сгорели в этом огне…

Нурум не рассказывал о тюремной жизни. Он лишь пил и устраивал скандалы.

Моя сестра Хатам вышла замуж за уроженца Яркента – Закира Баратова. Она родила двоих детей, и неожиданно умерла. Мама, тяжело перенеся такое горе, стала страдать эпилептическими припадками. Я поражаюсь тому, как мама вообще смогла пережить смерть двадцати пяти летней дочери?! Как такое смогло вынести ее сердце? Даже думать об этом тяжело…

У Хатам остались дочь Саниям и сын Алимжан. Мама попыталась забрать девочку себе, но сватья не отдала, и воспитывала Саниям сама. А Алимжана отдали в детский дом. Мои родители с одной стороны оплакивали умершую дочь, а с другой, очень сильно беспокоились за ее детей. Они пришли даже к решению забрать Алимжана из детского дома, но муж моей сестры – Закир, узнав об этом, добился того, что бы Алимжана перевели в другой далекий город.

Другая моя сестра – Патам, не дождавшаяся с войны мужа Хевуллама, пятнадцать лет вдовствовала. Затем она вышла замуж за человека по имени Насирдин и уехала в Яркент. Они часто приезжали к нам в Пенджим, и рассказывали о всех яркентских новостях. Жизнь продолжалась.

Прошло немало времени. Я вырос, окреп. Школа стала моим вторым домом. В пенджимскую школу приходили учиться многие ребята из соседнего села Надак. Я очень быстро подружился с надакскими ребятами. В них чувствовалось какое-то природное стремление к дружбе. Они по - пусту не болтали, не ругались, да к тому же любили играть на музыкальных инструментах. Это меня привлекало, и я , очень скоро, стал общаться с ними. Я также любил музыку, что еще больше сблизило нас. Таким образом я обрел друзей в лице Савутжана Маматкулова, Абдукерима Тудиярова, Аркина Машрапова, Камила Юсупова и других. Часто я приводил их к нам домой. Моя покойная мама поила нас неизменным аткан-чаем. Иногда я уходил с ребятами к ним, в Надак. Расстояние – восемь километров. Для нас это было ничто. Наоборот, по дороге мы часто устраивали «привалы» в тени развесистых деревьев, играли на музыкальных инструментах, и не замечали, как приходили в село. Я благодарен судьбе за то, что она связала меня с Надаком. Это село, его люди многому научили меня в жизни…

В школе все десять лет я учился с моим другом Турганом Сопиевым. После окончания семилетки в Пенджиме, мы перешли в десятилетку города Яркента. Сейчас эта школа носит имя Х.Хамра. Начиная с восьмого класса, я приобщился к спорту, занимался тяжелой атлетикой.

Во время праздника 1 мая, я поднимал пятерых ребят и проходил перед трибунами. Пенджимские ребята жили в интернате. Я всю неделю учился, а в субботу, после занятий, уезжал домой, в Пенджим. Первой моей обязанностью было постричь и побрить отца. Он непременно смотрелся в зеркало и всячески нахваливал меня. В течение двух дней я завершал домашние дела, а в понедельник рано утром вновь уезжал на учебу, в Яркент. Во время летних каникул я продолжал работать – возводил стены домов, отливал в специальных формах саманные кирпичи. Одним словом, зарабатывал деньги. На них я покупал себе одежду, книги, тетради. Оставшиеся – отдавал родителям. Они были довольны мной, я – ими…

Мой брат Масум, отучившись два года, стал работать заведующим колхозной фермой. Наша жизнь заметно улучшилась. Жена Масума – Аватхан вновь стала работать в школе. У них было трое детей.

Другой мой брат – Абдусалам женился в армии на русской девушке. Родителям это не понравилось. Во-первых, они придерживались разных религиозных традиций. Во вторых, они не понимали друг друга. Поэтому, они не смогли найти общий язык. В результате, эта русская невестка не ужилась в доме, и через некоторое время Абдусалам развелся с ней. Она по хорошему, без скандала, уехала к себе на родину.

А Абдусалам несколько позже женился на уйгурке по имени Саламатхан.

Другой брат – Масум переехал в селение Чон Чиган. Он начал работать в колхозе имени Кирова. В то время крупный деятель сельскохозяйственного производства, наставник молодых специалистов – Машрап Юлдашев организовал совхоз, занимавшееся поднятием целинных земель в районе Аккента. Процветало строительство. Были построены современные жилые дома. В короткие сроки возвели школу, детский сад, Дом культуры. Приступил к работе винзавод, который позволил трудоустроиться многим людям. Заработная плата была достаточно высокая. Поэтому значительная часть молодежи потянулась в этот совхоз, который обеспечил их всех жильем. Мой брат Абдусалам был хорошим механиком. Он также устроился на работу в этот совхоз –трактористом. Ему выделили жилплощадь. В этот же день Абдусалам обратился к родителям разрешить переехать на новое место.

Конечно, родители не возражали. Они были рады тому, что дети становятся самостоятельными и самодостаточными.

Таким образом, постепенно сыновья стали разлетаться из родительского гнезда. Хотя родители и были довольны, я замечал у них в глазах грустные искорки. Им было тяжело, что вместе с детьми вынуждены уезжать и оставлять их любимые внуки. Ведь постепенно шум и галдеж детворы становился все реже, а без детского смеха двор напоминал пустынную степь… В результате, родители остались с моей сестренкой Жахангул.

Закончив девятый класс, в период летних каникул я, вместе с Насирдином - мужем моей сестры, начал строить спортивный зал в той школе, где сам учился. Мы возвели стены, соорудили крышу. Я занимался глиняной штукатуркой, а Насирдин-ака подносил мне глину. С детства я рос трудолюбивым. Работе отдавался полностью. Даже если и уставал, не останавливался, пока не выполнял поставленной задачи. Однажды, после работы, мы вернулись к сестре. Сидя, за ужином, сестра набросилась на мужа:

-Разве можно так работать! Если себя не жалеешь, пожалел бы тех, кто рядом.

На это Насирдин-ака ответил:

-С Азатом трудно соперничать. Он-то молодой, терпит, а я, что бы не отстать, из сил выбился. А ты еще меня обвиняешь!

Я усмехнулся: «Я если намекнул, что устал, может быть, я бы и остановился!» С этими словами я взглянул на Насирдин-ака. А он, отодвинувшись от столика, уже спал, положив голову на подушку, которую пододвинула жена.

Таким образом, мы завершили строительство школьного спортивного зала. Директор школы – Аблизхан-ака, приняв работу, долго нахваливал нас. На заработанные деньги я купил кое-что из вещей, а также книги и тетради. Оставшуюся сумму я отдал родителям.

Мама была очень довольна. Она прижала меня к груди и поцеловав, произнесла:

-Сынок, ты приносишь в дом благодать…

Детство мое прошло как-то быстро и незаметно. И запомнилось оно не различными играми и развлечениями, а тем, что я постоянно был занят делом.

Окончив десятилетку, многие мои школьные друзья разъехались, чтобы продолжать учебу. Я же даже не думал о том, чтобы куда-то уехать, потому что не мог оставить моих пожилых и не очень здоровых родителей. Я поступил на курсы шоферов при ДОСААФ города Яркента. Работая шофером, я надеялся прокормить семью. Завершив учебу, я пришел в колхозную контору, чтобы устроиться на работу. Однако мне ответили, что свободных машин нет. Поэтому предложили сначала поработать мотористом, выгребать силос из ямы и грузить его на трактора. Целой год работал я на этой должности.

Наступило лето, и уехавшие на учебу друзья стали приезжать на каникулы. Моим однокашникам - Тургану Сопиеву и Кларе Бахниязовой стало меня жаль:

-Азат, ты что, всю жизнь здесь работать? Бросай! Ты способный, тебе надо продолжать учебу. С годичным стажем работы ты сможешь поступить туда, куда только пожелаешь, - говорили они, наперебой нахваливая прелести студенческой жизни.

После этого разговора, я не спал всю ночь. В случае моего отъезда, с кем останутся родители, сестренка? Хорошо, если поступлю, а если – нет? Как я посмотрю в глаза землякам…?Что они скажут? Что сын Машура не смог продолжить учебу…?! В общем, о чем только я не думал.

Наутро я сходил в нижний Пенджим и забрал книги у ребят, с которыми вместе учился. С этого дня я начал готовиться к экзаменам. Однако, до конца еще не определился ни с тем, где я буду учиться, ни с тем, в каком городе.

В середине июля, с разрешения родителей, вместе с группой ребят, я отправился в Семипалатинск. Мы все впервые уезжали так далеко от дома. На автобусе мы доехали до Сарыозека, а там пересели на поезд. До этого дня мы видели поезд только в кино. Ночью мы приехали в Семипалатинск. В связи с тем, что у нас не было знакомых в городе, и нам некуда было идти, мы остались на вокзале. Наутро, расспросив прохожих, мы отправились в Зооветеринарный институт. Девушка, принимавшая документы, спросила:

-На какой факультет вы поступаете? Хотите ли вы стать ветеринарными врачами, или зоотехниками? Если закончите зоотехнический факультет, то станете председателями колхоза.

Я сразу же ответил:

-Решено. Сдаю документы на зоотехнический факультет.

Мои товарищи – Хаким Адилов и Туглук Ибрагимов меня поддержали и выбрали тот же факультет. Но когда мы спросили об общежитии, то девушка ответила:

-Сейчас общежитие не предоставляется, но если вы поступите, то тогда конечно.

Мы попытались найти квартиру для ночлега, но не нашли. Не придумав ничего лучшего, мы отправились на рынок, и когда люди уходили, мы располагались на прилавках, подложив под голову свои учебники. С рассветом, мы со своими чемоданами направлялись в городской парк и готовились к экзаменам, сидя на скамейках.

Так прошла неделя. Как-то утром нас разбудил милиционер.:

Ребята, на рынке спать запрещено, - произнес он.

Мы попытались объяснить ему наше положение.. Ему было уже где-то за пятьдесят. Он внимательно нас слушал, а затем достал записную книжку и что-то там записал.

-Я вам дам один адрес. Там проживает мой брат. У него во дворе есть однокомнатная пристройка. Поживите-ка вы там. Я наблюдаю за вами с самого первого дня. На вид вы вроде бы неплохие ребята. Тем более, приехали на учебу. Желаю вам успехов.

С этими словами он похлопал меня по плечу.

Нашей радости не было предела. Мы поблагодарили милиционера и поспешили по данному им адресу. Хозяевами оказались пожилые люди. Они предоставили нам достаточно просторную комнату. Немного освоившись, мы усиленно продолжали готовиться к экзаменам. Мы все плохо говорили по русски. Не очень хорошо знали и казахский. А экзамены необходимо было сдавать на русском, либо казахском языках.

Короче говоря, сдали мы экзамены. Мы набрали достаточное для поступления количество баллов, однако руководство института объяснило, что наверняка о поступлении говорить нельзя до тех пор, пока все абитуриенты не сдадут экзамены. Тех же, кто уже экзамены сдал, попросили отработать неделю на поле, относящемся к институту.

В связи с тем, что мы все были родом из села, для нас это не представляло проблемы. В последний день один из преподавателей по фамилии Мунтанилов поблагодарил нас за работу, а затем, обращаясь ко мне, спросил: «Ты что, спортсмен?». Я ответил: «Да, штангист».

Утром, Хаким, Туглук и я направились в институт. С нетерпением мы вглядывались в список поступивших. Смотрим, Хаким Адилов есть, а нас с Туглуком – нет. Прямиком мы направились в кабинет ректора.

У меня – год рабочего стажа, экзамены сдал хорошо, почему же я не поступил?

Рядом со мной стоял и Туглук. Он задал тот же вопрос.

-С этими оценками вы можете учиться в любом техникуме, - ответил ректор.

-Нет, я никуда не пойду, я буду учиться только в этом институте, - настаивал я.

В это время к кабинет вошел тот самый преподаватель по фамилии Мунтанилов. Он попросил нас выйти. Мы вышли в коридор. Вокруг полно ребят, девчат. У всех одна и та же проблема. Минут через десять вышел Мунтанилов.

-Машуров Азат, ты принят в институт, - сказал он.

Находясь все еще в состоянии обиды и возмущения, я не сразу его понял. Он повторил: - Машуров, ты стал студентом. Поздравляю.

Я осознал сказанное только после того, как он пожал мою руку. Я чувствовал себя парящим в небе, ибо моей радости не было предела. Таким образом, мы с Хакимом Адиловым поступили в институт. А Туглук и другие ребята, приехавшие с нами, продолжили учебу в различных техникумах.

Итак, я стал студентом. С началом учебы меня избрали старостой группы. Днем мы учились, а вечерами просиживали в библиотеке. Первый год учебы был исключительно трудным. Мы фактически полностью записывали лекции и затем заучивали их наизусть. Практически не понимая русского языка, мы очень сильно мучились. Но что бы ни было, если стремишься обрести знания, Бог не оставляет тебя. С первого курса я стал заниматься спортом. Участвовал в соревнованиях, проводимых в рамках института. Хотя и получал стипендию, нередко подрабатывал на вокзале грузчиком. Или разгружал с ребятами вагоны с углем. Подрабатывая ночью, утром как ни в чем ни бывало, мы спешили на занятия.

Со второго курса я уже был старостой курса. Кроме того, меня избрали председателем студенческого совета. В мои обязанности входило решение спорных вопросов с общежитиями, стипендиями, сдача экзаменов. В целом, все эти вопросы я от имени студентов ставил перед руководством института и рассматривал наравне с преподавателями.

Принимая участие в спортивных соревнованиях по борьбе, я побывал в Павлодаре, Чимкенте, Алма-Ате, Джамбуле и других городах. Получил звание кандидата в мастера спорта. Был награжден более чем двадцатью Почетными грамотами.

Каждый год, во время летних каникул я приезжал в родное село, строил и ремонтировал дома. Заработанные таким образом деньги я делил пополам. Одну половину я оставлял родителям, а другую забирал с собой.

Короче говоря, в студенческий период у меня были уважительные отношения и среди преподавательского состава институтского коллектива, и среди студентов. На четвертом курсе в моей жизни произошло незабываемое событие. Коммунисты института приняли меня в свои ряды. Естественно, в то время это было моей большой удачей, накладывающей на меня значительную ответственность.

Таким образом очень быстро прошли незабываемые студенческие годы…

Tuesday, August 21, 2007

September 22 - My Book Presentation

Dear Readers,
If you happen to be in Almaty on September 22, 2007, please stop by my book presentation and signing which will be held at Winter Garden in the House of Scientists (Дом Ученых) at 7pm. This will be my first presentation of Life Lived not in Vain (Hе Зря Прожитая Жизнь) in Russian language. I am really excited about it and had no idea that this little memoir about my husband Azat Mashurov will go that far.
Here is the address: Kurmangazy Street, 29 (corner of Valikhanov Street), Almaty, Kazakhstan, tel: 261-0117

Wednesday, August 1, 2007

Patam-ada's Story

Yes, those were hard times, times of famine and cold. Our family was large. Parents were working, but made very little money. Our mother gave birth to eighteen children. I was the oldest. Out of them seven survived. Eleven kids died from diseases and hunger. I lived through each death very painfully and cried together with Mom. Now, I realize that I was five years old when I started taking care of my little brothers and sisters. Mom would wake up with the sunrise and nurse my little brother to put him to bed in a crib. Then she would drink a big bowl of Uighur tea with milk and salt – atkan-chai and take a huge hoe on her shoulder and leave to the field. I washed the dishes and cleaned the house. About this time, my little brother would wake up and start crying. I took him out of the crib, wrap him in a clean piece of cloth and took him to mother, into the field. My other little brother Nurum would walk with me. The distance from home to the field was quite long. It was very difficult to walk for us in a summer heat. When mom was on the other side of the field, she could hardly hear out cries. My little brother would cry of hunger. In the end, powerless, he would go to sleep. Mom did not have breast milk. It was not out of the ordinary. How would she get milk, if all she had for a day was a bowl of atkan-chai and hard work watering the field standing in mud up her knees? Mom would hurriedly feed the baby and leave into the field through mud while we would walk home in the most heat of the day.

Mom would come back tired. She could only toss a pillow right on the floor and lie down for a little. Probably, because she was always tired or because she could not feed children, she was often upset and had stricter demeanor comparing to father. After a while, mom would exit the room with the words: “I think I fell asleep, I feel tired today some how.” While mom rested, I would boil water for tea in kazan[1]. Mom would drink a bowl of atkan-chai and then pick the baby up. We would all get quiet waiting for her orders. If we had flour at home, mom would add few eggs and prepare a soup with dough – suyuk ash. We would usually sweep the courtyard, in the middle of which we would spread a wool rug. Then we would put a narrow table on short legs – joza. In big old basin, we would burn kizyak[2] so it can slowly smoke. Back then, we had a lot of mosquitoes. If there is no smoke that repels them, it would be impossible to seat outside in the courtyard. Seating at this big table, we ate prepared by mom dinner. In the morning, mom would take again a big hoe and walk to the field and I would stay home taking care of brothers. Father felt sorry for me. He would often say: “Poor daughter, other girls are playing, but you have no time for play.” With these words, he would kiss me, climb on his horse and leave for work.

Our parents were ones of those involved in founding collective farms. Father worked as a brigadier, and then became a mirab – responsible for water distribution. He worked in this position for rather long time. Mother was watering fields. Back then, they were called hectareshik. They both were activists of collective farm movement.

Mom was very responsible at work. She worked without pity for herself. Back then, people like her called Stahanovets. Mom was one of those. I remember how in appreciation of her labor, the kolhoz awarded her with a cow and a calf. Later, mom got sick and had to leave her job. Father had been working for long years in agriculture. Only in his last years, he changed his job to be a chef. At various occasions, be that a wedding or a funeral service, he would cook dishes with a special mastery, by which he deserved his neighbors’ respected nickname “Mashur-ashpaz” (Mashur-the chef).

Spring of 1940. I liked that time of the year. Snow had already thawed, and mint grass had started springing by the banks of aryks.[3] With bright yellow dandelions bloomed. A little earlier, there were white blooms of apricot tree. In every courtyard, people were preoccupied with tidiness, cleaning their gardens and planting vegetables. Everyone was in a good mood, in their hearts was some unexplained warmth and joy.

All winter, people burnt stoves, took out ash and shoved snow. Of course, it gets annoying. Therefore, getting rid off all these chores, they recharged with the nature, breathing in the warm air of each spring moment. That year, Nurum was twelve and Masym turned ten. Once, two of them left for burning wood riding a donkey carriage. We collected mint grass, cloves and cooked green dumplings. We already had dinner, did the dishes, but brothers were still absent. Mom started worrying. It was getting dark. Suddenly, the brothers showed up. Nurum was walking holding donkey by the belts, but Masym was laying in the carriage over the burning wood. Father took Masym in his hands and carried him home. Suddenly, Masym started crying. We looked and saw a huge sting sunk in his body, impossible to take out with hands. Mom started crying:

- What to do? My poor little son! – She could not find her place. Meanwhile, she was pregnant, in her last month. Father found somewhere a horse carriage, and together with mom took Masym to hospital in Jarkent. I was crying not knowing for whom I should worry about more. We left just four of us: twelve-year-old Nurum, eight-year-old sister Hatam, three-year-old Abdusalam and I. We tuned the lights off and went to bed and fell into deep sleep. At midnight, I woke up from father’s voice:

- Patam, open the door, we came back.

I opened the door and saw only Dad with Masum, but Mom was not there. I was frightened. “Where is Mom, did she get sick?”

Father through a bundle of clothes on a bed and said: “Mom was taken by the doctors in a hospital. She probably got frighten form Masum’s wound. Go to her tomorrow, cook something and don’t forget about atkan-chai. She must have this tea, otherwise, you know, she will get a headache.”

After a while, father added:

- They took a sting out of Masum’s leg and stitched the wound up. They gave him medicine and said that he will get better. He took Masum to bed and he quickly fell asleep.

In the morning, I cooked some food, poured atkan-chai into a glass jar and went to town. Fortunately, one couple was going to Jarkent on a carriage and they took me with them. Went I got the hospital, of course, the food and tea got cold. When I asked a doctor about my Mom’s well being, she said:

- Your mom had a baby-boy.

Full of excitement, I gave the food to the doctor and run up to a window. Mom saw me and came up to the window. She asked about kids left at home. Maybe, she felt sorry for me, but she said any way: “You, girly, don’t come here any more. Just come when I they release me.” With these words, she went to bed and waving her hand at me. My heart sank looking at Mom. She was so weak and her weakness and pain were in her eyes. In that moment, I was overwhelmed with emotions:

“Mom! What a great word. In pain, you give birth to life, overcoming troubles, you raise children. They say it for a reason that mother’s heart is like high river!”

Not able to control my emotions, I harried back home.

- What will we name our brother? – I asked my father after he came from work. He pondered and answered:

- Azat, my girl. Allah permits, we will get free from life’s troubles and problems, since Azat means Freedom…

That is how, on March 27, 1940, a poor peasant Mashur had a son Azat.

From the very early childhood, Azat was growing as a boy with big head full of thick black hair. He had an attentive look and was vigorous and swift. He never said a lie, and was observant and hard working.

I don’t exactly remember what year, but we had a plague. People in big numbers got sick and died. Often, the whole families were buried. We all had it and recovered. Azat was the last one to get sick. Scared of whether or not his son will live, father asked dried cow skin from the kolhoz’ director. They softened the cow skin with boiled water and wrap Azat in it. I don’t know how long he was in it, but remember that parents did not slip and sat by him whole time. They were praying and asking the Lord not to take their son. At dawn, the child opened his eyes. I recall that father then said:

- Allah gave our son back to us.

Mom remained sited by Azat. The disease was deceitful. It could result in paralysis. Azat was ill for a rather long time. Besides, these were the times of famine. Mom was trying to give Azat the best piece, sacrificing her own and devoting all of her to son. She would tell him tales and different legends. Once, after Mom told him a story about Hizir-bova, a legendary old magician who grants wishes, Azat exclaimed: “If I were a ‘Hizir,’ I would give food and clothes to everyone.” From these words, mom was overwhelmed with emotions, squeezed her son to her chest and said: “Allah permits that you achieve your wishes.” Azat himself did not understand why he said that. After a while Azat recovered from illness. The day when Azat got up, Mom brought early melons from the field. I can still sense the aroma of those melons.

Parents gave me away to marriage with a man named Hevullam. He was from village Nadak. Hevullam was married once before, but his wife died. My parents were happy that I got settled, but that time, war had started. The Fascist Germany attacked the Soviet Union. The frightening time had begun. From each village, everyday, tens of people were leaving to the front line. This fate did not pass villages Pendgim and Nadak. Many men, leaving their old parents, families, relatives, were leaving to war. Only six months had passed since we got married. After that Hevullam got a draft notice, we went to Pengim. Mom prepared tea. Pouring it in bowls, Mom said: “Tomorrow, my nephew, my brother’s son, is leaving to the front line. Allah permits that he will come back safe.”

At that, he eyes were filled with tears.

- Father, mother, I also came to say “good bye.” I am also leaving to war tomorrow, - said Hevullam at that moment.

Mom wept. Father tried to stop her with words:

- Come back, son. We will be waiting for you. Don’t worry about your parents. We are here – all together. We will visit them. What can happen to us? Most important is that you will return home…

Having said these words, father inhaled deeply and wiped off a tear with a handkerchief. We did not wait for diner and harried home in Nadak. Father added for departure:

- Tomorrow, all of us will go to walk you out at river Usek’s bank.

Hard times had begun. People lowered their heads pressed with fell-over-them weight of sorrow. It was emptiness in the village, and sadness in the soul.

Atmosphere at home was rigid. Parents were walking in silence as if sensing grief. And that was what happened. After a year, arrived a death notice on Hevullam. These kind of papers started arriving in Nadak more and more. Parents were grieving for their children, but could not do anything. I also could not believe that there is no more of my Hevullam. But I was powerless to change anything! And at seventeen, I became a widow. My parents came to Nadak and talked Hevullam’s parents into letting me return to Pendgim. I started working in kolhoz… That is how war changed my life and not only mine…



[1] Kazan – a large metal bowl that is used for cooking on open fire or stove.

[2] Kizyak – dried cow excrements which are burnt to repel mosquitoes with its smoke.

[3] Aryk is a man-made stream for irrigation

Monday, July 23, 2007

When Apricot Blooms

People and lives… Before, I did not pay attention to the meaning of these simple words. I did not really grasp their deep sense. Later, with all the complications of my life, I became a little more aware of the meaning of similar words.

Yes, a little more… You cannot really say that you learned all the life’s secrets. Therefore, they rightly say that “to live a life is not to cross a field.”

And our life was filled with spring hopes and desires for better life. You can compare these unforgettable days of youth with the season when apricot blooms…

On one of these spring days, I met a guy, a respectful and open man. My heart pumped with excitement and I understood that this was my destiny. So it happened. One month had not passed, when we had our wedding. There were times of happiness and joy.

We created a family and had a child. My husband became well known among people as a respected public servant. Friends and acquaintances became proud of his name, Azat Mashurov. His life became an example for followers.

However, how short and how difficult was his life. Spring season of apricot bloom very quickly turned into period of fall, when leaves turned yellow… These memoirs are based on the short but full of life past.

To start these memoirs, maybe, it would be right to begin with the story of Azat’s older sister – Patam-hada, which tells you about his harsh childhood.